медовым голосом пропела она, Фенька тебе, ежели хочешь, тоже покажет.
- Фенька, это горничная моя?
- Да матушка-барыня, не вели казнить. Не по своей я воле. А по вине девок бесстыжих. Умаслили меня, соблазнили, бесстыдницы - жалостно заканючил я.

- Я же сказала, за эти грехи, ответа передо мной держать не будешь. Дальше то, что? Рассказывай скорее. Не тяни.
- Отнял я руки, а девки ахнули и во все глаза, охально, уставились на мой срам.
- Он так же торчал, как сейчас? - спросила она, шевеля моим рогом.
- Д-да, м-матушка. О-о-ох!
- Не вздыхай, не больно тебе пока.
- Я не от того матушка-барыня вздыхаю.
- Терпи, сколько можешь и рассказывай все. А если, с тобой сейчас случится что, я уж не взыщу. Продолжай.

- Глаза у них разгорелись и Палашка даже протянула к сраму руку. - Э нет, - сказал я, прикрывая его рукой. Меня не проведешь. Ишь, какие Вы хитрые. Я то, пред Вами голый сижу, а Вы в рубахах. Не успел я сказать это, как Палашка сдернула через голову рубаху, представ предо мной в первозданном виде.
- Ах, бесстыдница! - воскликнула барыня, крепче сжимая мой рог. - А хороша ли она Андрюша?

- Чудо, как хороша, матушка-барыня! - искренне ответил я. - Точно налитая. Тельная, грудастая. И сзади шибко сдобна. А за ней, по примеру ее, Фенька такоже заголилась. Она, конечно, не столь полна, по сравнению с Палашкой, но в талии перехватиста и срамное место не столь густо волосом поросши. Я убрал руки и девки схватились за меня. А я за них. Невозможно удержаться, коль перед тобой раскорячась сидят голые девки. Они за меня... за него, а я за них.
- За что ты хватал их? - взволнованно дыша спросила барыня, тиская мой рог.
- За ... груди барыня-матушка, да за ... срамные места.
- А они тебя?
- Да барыня матушка.
- И что же дальше было?

- Палашка потянула меня ... за него к себе, а сама на спину.... Я и не сдержался. Прости матушка не знаю, как уж случилось, бес наверно попутал, а согрешил я с девками.
- Много ли раз согрешил с ними?
- Три барыня-матушка. Два раза с Палашкой, и один раз с Фенькой.
- Хорошо ли, приятно ли тебе было с ними?
- Ох, матушка, ничего не помню. Как вихрем подхватило. Обеспамятовал сразу.

- Как же Вы ложились? На траве то колко, наверно?
- Колко матушка. Да в это время, обо всем забываешь.
- Как же они переносили тебя. У тебя ж вон какой большой ... член, - произнесла она, тиская мой изнывающий в ее руке рог.
- Палашка то, ничего, хорошо переносила. Просила даже, что б глубже. А Фенька, та понежнее, стонала, как от боли, царапалась.
- Но, ей не больно было? Иначе б не позволила тебе?

Говоря это я так разгорячился, что мой член дернулся и изверг на пол и сжимающую руку барыни длинную струю семени. Видя, что я мучаюсь, она помогла мне, сделав несколько быстрых движений рукой, словно выдаивая меня. Это и впрямь помогло. Я досуха опорожнился на пол, сделав на нем белую лужицу.
Помогая мне, барыня взволнованно ахала, дышала и вообще сильно волновалась.
- Ты вот что, Андрюша, - сказала она размякшим голосом. - Придешь ко мне вечером в опочивальню и продолжишь свой рассказ. - Я хочу узнать все. А пока, я прикажу конюху тебя отвязать.
Еще раз сжав пальцами мой потерявший твердость срам, она вышла.

Зайдя в конюшню, Евлампий хмыкая и что-то

невнятно бормоча себе под нос, отвязал меня.
- Повезло тебе парень, - вдруг тихо сказал он. - Помяни мое слово, постельничим теперь у нашей барыни будешь. Любит она слушать перед сном всякие занятные байки. И хмыкнув, добавил, только смотри, держи язык за зубами, а то потерять можно... вместе с головой. Так что, соображай.

Как мне было велено, вечером я явился в спальню барыни. Она возлежала поверх пухового одеяла, по грудь укрытая тонким, легким покрывалом. На ней уже не было верхнего платья и она возлежала в одной нижней рубахе.
- Я хочу услышать продолжение твоего рассказа. Я хочу, чтобы все было так же, как в конюшне. На козлы я тебя ложить не буду, привязывать тоже, а вот панталоны свои сними, оставь на себе только рубаху.

Смущаясь ее, я неловко скинул портки, в которые меня нарядили, после того, как взяли в услужение к барыне и я остался в короткой рубахе, едва прикрывающей срамное место. К немалому моему смущению, так же как и днем, мой рог бесстыдно поднялся кверху бугром подымая рубаху. Барыня заметила это, но не стала серчать.
- Я приготовилась ко сну и лежу без одежды, поэтому не могу встать. Придется тебе взобраться ко

Рейтинг: (+120 | -109)