утенке». Теперь она превратилась в «Прекрасного лебедя», - подумал офицер, нежно целуя руку женщины.
- А-а-а, старые знакомые? Сейчас начнется вечер воспоминаний. Я оставлю вас на некоторое время: мне нужно прогуляться до театра, а вы посидите здесь. Как я поняла, у вас есть общая тема для разговора, - фыркнула Людмила и величаво удалилась.
Они уселись на скамейку, и их вопросам не было конца. Оказалось, что ее отец уже давно завершил службу, и нынешний контр-адмирал в отставке коротает досуг на загородной даче. Мария Ефимовна все такая же бойкая хохотушка, младшая сестра выскочила замуж за дипломата, и вместе с ним живет в Америке.
- А вы как устроились? – спросил Виктор.
- Да, никак. Все чего-то жду…
- И чего?
- Похоже, что у моря погоды…
- Но, как я вижу, в этом вы неплохо преуспели? – указал он на картину.
- Это далеко не все, - уклончиво ответила она.
- А можно посмотреть остальное? – он просительно посмотрел прямо в ее бездонные глаза.
- Конечно. У нас в студии наши работы может посмотреть каждый…
Вскоре появилась Людмила и, ревниво передернув плечами, прервала их беседу.
Загорские ушли, а молодая художница все продолжала смотреть им вслед. У нее было такое ощущение, что она только что нашла что-то очень дорогое и тут же его потеряла. Она испугалась, что больше никогда не увидит его. Но каково было ее удивление и радость, когда на следующий день Виктор Николаевич появился в ее студии.
- Здравствуйте, Лариса! Вот я и пришел…
…Они ходили по залу, и она показывала ему свои работы, а сама искоса следила за выражением его лица.
- Но я тут не вижу ту, самую первую вашу картину, которая висела в нашем Доме офицеров, - сказал он.
- Она дома. Это слишком личное, чтобы выставлять ее напоказ, - тихо ответила художница.
- Значит, я никогда ее не увижу?
- Ну почему же. Мой дом не закрыт для старых друзей…
- Но ваш муж…
- У меня никогда его не было…
Виктор Николаевич смущенно кашлянул в кулак.
Она жила неподалеку. Двухкомнатная квартирка была со вкусом обставлена. Но больше всего его поразило то, что стены были завешаны разного размера картинами и рисунками, на большинстве которых был изображен романтического вида молодой офицер, в котором нетрудно было узнать Загорского.
Виктор подошел к женщине, положил ладони на ее плечи, повернул к себе и пристально посмотрел прямо в глаза.
- Боже! Неужели все эти годы ты продолжала любить меня? – срывающимся голосом спросил он.
Загорский притянул ее к себе и коснулся губами ее подрагивающих губ. Она не отстранилась, только пыталась ладошкой унять бежавшие по щекам слезы…
…Он осыпал ее голое тело жгучими
похожими на укусы, поцелуями, а она, прижимая к груди его вспотевшую голову, все ниже перемещала ее по своему вздрагивающему телу, пока его губы не вошли в ее тело в самом низу. Она чувствовала, как язык лижет, а губы так сосут ее там, словно хотят выпить ее всю, без остатка. Она не выдержала столь сладкой и жгучей муки и ударила прямо в его рот тем, чего тот так страстно желал.
В ее неспокойной душе, ране тихое, нежное, романтическое чувство к нему вдруг переросло в дикое, необузданное желание овладеть этим мужчиной, которого она так горячо любила и все эти годы безнадежно ждала. Она вдруг вывернулась из-под него, опрокинула его на спину, впилась зубами в его восставший орган. Она почувствовала, как в ней, культурной и образованной женщине, наделенной музой искусства, рядом шевельнулось что-то другое, жгучее, и не понятное, но такое желанное чувство самки, о котором она даже и не подозревала.
- Тише! Не то откусишь!- едва успел вымолвить он, освобождая своего «мальчика» от ее цепких зубок, как она тут же наделась на него и так понеслась, что он понял: «Это была еще не сверленная жемчужина, никем не объезженная кобылица». И он тут же «просверлил» ее желанное тело с такой силой, которую ранее никогда не применял к женщинам. Он вдруг почувствовал, что чем крепче он брал ее, чем сильнее давил ее своим разгоряченным, могучим телом, тем сильнее ее руки прижимали его к своему изголодавшемуся по любви телу, а губы шептали: «Милый! Где ты был все эти годы? Ну почему тебя не было так долго?!».
…Их «скачка» продолжалась почти до самого утра. Наконец они окончательно выбились из сил, рухнули на измятую постель и оба отключились…
…Он очнулся, глянул на окно. Там тонкими, серебряными нитями струился