стакан, вернулся к рыжей девочке. Напоив её, я стал шарить в своей аптечке. Накапав в стакан корвалола, вернулся к ней, но она уже и без того спала глубоким сном. Скинув с себя верхнюю одежду и грязные башмаки, я придвинул
кресло к дивану, уселся в него, неотрывно глядя на свою "находку". Она выглядела, конечно, не совсем так, как в моих снах. Изможденное, вымазанное то ли сажей, то ли грязью лицо, давно не мытые волосы, ссадина на скуле, небольшой синяк под глазом, но это была она! Та самая! Я не мог ошибаться! Меня охватило неизъяснимое чувство нежности к этой замарашке и, если бы не боязнь разбудить и спугнуть её, я обязательно прикоснулся бы к её лицу, дотронулся бы хоть кончиком пальца до пухлых и розовых (!) губ, тонкой шейки с пульсирующей под белой кожей голубой жилкой. И, внезапно, одолели меня мысли о неизбежной потере моей мечты. Ведь есть же кто-то, кто ищет сейчас эту девчонку! Не может быть, чтобы не искал никто такую прелесть! Так, с этими мыслями я и провалился в сон, навалившийся на меня внезапно и неудержимо...
***
А во сне ко мне домой заявились разом и Клавдия, и Мадина, и Тамара. Вошли, каким-то образом, хотя помню точно, что дверь на два замка запер. Стоят надо мной, руки под грудями скрестив и строго так смотрят сверху вниз. Долго смотрят, пристально и молчат так, что у меня от их молчания озноб по всему телу! Чувствую, что быть чему-то недоброму!
- Что Вам надо? - спрашиваю и встать хочу, а встать-то и не могу - тело словно свинцом налилось, неподъёмное! И совсем ненужный вопрос задаю, - как вы вошли-то?
Не отвечают. Смотрят, как ведьмы - глаза горят. Наконец, Клавдия, как самая хищная из них тонкие губы разомкнула (показалось мне на миг, что рот у неё, как у рептилии!) и говорит:
- Ну, Гаврош (Гавриилом меня зовут, вообще-то, а знакомые, близкие, с детства называют Гаврошем), - как решать-то будем? По чести или по справедливости?
- Чушь какая-то! - возмущаюсь я, - какая разница?! Сами-то поняли, что сказали?! И по чести, и по справедливости я не желаю ничего решать с вами! Что я должен решать? И, главное, почему?
- Придется решать, дорогой, - вступает в разговор Тамара, - я теперь на всё согласна! Чего не пожелаешь, я все исполню! Ты же хотел со мной анальным сексом заняться? - и юбку поднимая, ко мне своим огромным задом поворачивается. Повернулась и наклонилась так, что половинки в стороны раздались и прямо перед лицом моим та дырка маячит.
Тут уж я рассмеялся и отвечаю с пренебрежением:
- Убери свою жопу! Ничего мне теперь от тебя не нужно! И, вообще, убирайтесь все к черту!
Тут Мадина вперед выступает и халат свой джинсовый расстегивает, а под ним ничего больше из одежды нет. Груди её с темно-коричневыми, почти черными сосками наружу вываливаются, смоляные волосы на лобке курчавятся. Она низ живота вперед выдвигает. Так, что почти фиолетовый клитор маячит у меня перед глазами, нахально из кущи вылезая.
- Как же так, Гаврош! А кто мне говорил, что у меня самая красивая пизда на свете?! Что, лучше нашел? Посмотри-ка ещё раз!
И пальцами в гущу зарослей влезая, раздвигает их, клитор ещё больше наружу выпуская.
- Да пошли Вы к дьяволу! - ору, а сам понимаю, что только шепотом у меня получается, хотя напрягаю голосовые связки до предела. И подняться нет сил - словно прилип я к креслу!
- Девочки, - усмехается недобро Клавдия, - кажется, у нас соперница появилась! Не эта ли дохлятина, что на "нашем" любимом диване сопит?! - и кивает, стерва на рыжую.
- Да, - отзывается Мадина, - надо бы и нам её на вкус попробовать, а, подружки?
Тут они все заорали страшными голосами: "Да-да! Непременно! Чья пизда вкуснее?" и кинулись к дивану. Я всю волю свою собрал или то, что от неё осталось, поднялся всё-таки и кулаками замахал.
- Не дам, - говорю, - тронуть её. Уйдите! Сгиньте! Не трогайте, - сам почему-то, от рыданий задыхаясь, никак ни в одну попасть не могу, - Нет! Нет! Кира, Киру, Кирочка...
И проснулся я. Лежу в своей постели. Раздетый лежу. Слезы из глаз ручьем по щекам стекают, а надо мной "моё видение" склонилось. Стоит она в моем халате, на голове чалма из полотенца, шампунем пахнет. Меня за плечо трясет и тревожно так в лицо смотрит.
- Проснитесь, проснитесь пожалуйста! - говорит жалобно.
Увидела, что я глаза открыл, вздохнула облегченно, на край постели усаживаясь, а руки с плеча моего не убирает.
- Что-то дурное