а сложенную гармошкой. И ЭТО вываливалось у него из заднего прохода с таким звуком, какой бывает, когда шлепают шматок сырого мяса на сковородку. Вдруг эта падающая на пол толстыми кольцами, похожая на удава труба подскочила кверху и исчезла из его поля зрения, а позади опять послышался сухой, трескучий смех, в котором не было ничего человеческого. Обернувшись через плечо, Вадим увидел, что банник по-прежнему сидит на полке, свесив с него ножки с повернутыми внутрь ступнями, но теперь были видны обе его ладони, и на левую его руку был намотан конец этой самой трубы, которая больше не валялась грудой между коленями Вадима, а висела в воздухе, натянутая, как канат: она тянулась через всю баню, минуя раскрытую дверь, и через весь предбанник, исчезая у Вадима в заднем проходе. ГОСПОДИ! ДА ЭТО ЖЕ МОИ СОБСТВЕННЫЕ КИШКИ, - с удивлением и необыкновенным спокойствием подумал Вадим. - ЭТА СКОТИНА ВЫДРАЛА ИЗ МЕНЯ МОИ СОБСТВЕННЫЕ КИШКИ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЙ ПРОХОД, А Я ЭТОГО ДАЖЕ НЕ ЗАМЕТИЛ. Я ДАЖЕ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ БОЛИ. ВПРОЧЕМ, ТАК ЭТО И БЫВАЕТ, КОГДА БОЛЬ СЛИШКОМ СИЛЬНА. И лишь додумав эту мысль до конца, Вадим почувствовал тошноту. Но вырыгнуть непереваренные остатки пищи он уже не успел, потому что в следующее мгновение его желудок, раздирая узкую дырку заднего прохода, вылетел из него вслед за кишками - Вадим судорожно схватил воздух ртом... глаза его вылезли из орбит... закатились под верхние веки... и, заливая дощатый пол предбанниками потоками хлынувшей из него крови, Вадим с хрипом повалился на бок - и больше уже не шевелился. На его лице застыла странная гримаса, похожая на веселую, даже радостную улыбку: широко раскрытые глаза и рот, обнаживший два ряда зубов, - только неподвижную, застывшую, как на фотографии. Банник исчез. Механические часы, как ни в чем не бывало щелкавшие на угловой полочке в предбаннике, показывали начало седьмого. Через четверть часа во дворе раздаются два женских голоса: - Ну, и где же твой благоверный? Похоже, он и не думал топить баню. - Откуда я знаю, мам, чего ты меня спрашиваешь? - ТЫ вышла за него замуж, девочка, не я. - Ой, мам, перестань. Давит, наверно, диван в доме. Жарко, сил нет. - А ты уверена, что он вообще сюда приехал? Вот будет здорово. Хотя от этого разгильдяя всего можно ожидать. Лариса, красивая сильная молодая женщина, ничего на это не отвечает. Она на ходу стягивает с себя легкое ситцевое плате, оставшись в белых домашних трусиках и короткой маечке, вовсе не предназначенных для чужих глаз (но ведь кто здесь может увидеть? - сплошные пустыри вокруг, захирела деревенька), и направляется в дом. Но, еще не зайдя в крыльцо, она замечает поставленный в сарае мотоцикл. - Да нет, он здесь, ма, - говорит она громко. - В бане, наверно, возится. Пойду гляну. Бросив платье на лавочку в крыльце, она (как несколькими часами раньше Вадим) минует картофельное поле и подходит к бане. Еще издали она замечает неладное. Дверь в предбаннике широко раскрыта, и на полу лежит что-то огромное и белое... Она никак не может понять, что это такое. Точнее, она отказывается понимать, что это такое. Отказывается видеть в этом... Ее зрачки неестественно расширяются от ужаса... она непроизвольно зажимает рот кулаком... и все равно из ее глотки вырывается хриплый воющий нечеловеческий крик, а белая материя слегка отвисших на красивой попке трусиков темнеет и по внутренней стороне правой ноги, куда с вожделением заглядывал не один мужчина, сбегает тоненькая желтая струйка мочи.

Рейтинг: (+116 | -93)