смотреть на свое тело. Ей казалось: если она ОСМЫСЛИТ, что стоит перед незнакомым мужчиной в одном нижнем белье, то умрет от стыда.

- Великолепно! У тебя отличная фигура. Ты прирожденная модель. Теперь раздевайся и ложись вот сюда.
- Что?
- Разве я непонятно выразился? Сними, пожалуйста, то, что на тебе, и ляг вот сюда. Не бойся...
- Вы хотите, чтобы я... чтобы я осталась голой?
- Вот умница - все правильно поняла!
- А... если я откажусь?
- Тогда мы с тобой распрощаемся. И тебе придется идти в публичный дом, где тебя выебут во все дыры без всякой жалости, и даже не будут смотреть, кончила ты или нет! Выебут, понимаешь - отымеют, как шлюху, блядь конченую!..
- Нет! - Лизель снова крикнула и испугалась своего крика. Сердце билось тяжело, как после бега, а теплая волна затопила тело.
- Не кричи. Ты видишь: я человек культурый, воспитанный. Не трогаю тебя, не бью. Все, что мне нужно - это знать, с чем я буду работать. Как я возьму тебя, если не буду знать, какая ты? Раздевайся, или я выгоню тебя к чертовой матери.

Лизель стояла полуголая, и тяжело дышала. Мысли вихрем неслись у нее в голове... "Проститутка, шлюха... Долг, Долорес... Нет еды второй день... Ведь это только фото... Если что, я вырвусь, как раньше..."

И она взялась дрожащими руками за бретельки лифчика.

- Молодчинка! Давай-давай-давай, не стесняйся... Ооо! Какая у тебя грудь! Потрясающе! И ты прятала такое сокровище!.. Какая упругая, нежная, сексуальная... Повернись в профиль... так... теперь другой стороной... Ай, какие сосочки, просто мечта! А теперь сними трусики и ложись сюда. Ну же!..

Лизель, поколебавшись минуту, взялась за трусики и - резко стянула их. Она уже давно была пунцовой от стыда, а сейчас даже зажмурилась. Выпрямившись, она стояла голой перед фотографом, и старалась не думать о том, что она - ГОЛАЯ, - но об этом ей кричал каждый миллиметр ее тела, разъедаемого сладкой щекоткой...

- Ну вот и все! Видишь, как просто! А ты боялась... Ложись на кушетку. Вот так... а я посмотрю на тебя. Ты очень красивая. Очень сексуальная. Раздвинь ножки... Пошире... еще шире... Какая у тебя пизда! Юная, сочная, розовая такая... Она очень соблазнительная. Ты сильно возбуждаешь меня. Тебе приятно слышать это? А ты возбуждаешься? Ты чувствуешь возбуждение? А?

Спрашивая это, фотограф подходил к кушетке, на которой лежала голая Лизель, и присел рядом на краешек.

- Сейчас мы проверим это, - и прежде чем Лизель успела что-то сообразить, рука фотографа оказалась в самом интимном ее месте. Она вскрикнула - и тут же застонала: мужские пальцы исторгли из нее волны такого блаженства, что сопротивляться было бесполезно. Ее пронизывали сверкающие искры, и Лизель хрипела, умоляюще глядя на фотографа...

- О, да ты совсем мокренькая!.. Девочка хочет секса, хочет, чтобы ее выебли. Даже если головка у девочки не хочет, тело ее очень, очень хочет настоящего траха... О, какая мокренькая девочка!.. Ты ведь хочешь? Хочешь?

Говоря это, фотограф продолжал ласкать Лизель, которая против воли выворчивалась и подставлялась ему, выгнувшись навстречу его руке; другая рука провела по ее бедру, поползла вверх, по боку, остановилась на груди, смяла ее, сжала сосок... "Нет... нет..." - шептала Лизель, растворяясь в невыносимой сладости; в ее голове не было ни единой мысли, - даже стыд и жуткое презрение к себе растворились в обволакивающей щекотке, которой сочилось ее тело.

- Если ты не хочешь - я не буду тебя трогать. Только скажи. Не хочешь? Я ведь трогаю тебя только для того, чтобы сделать тебе приятно. А? Только скажи? - говорил фотограф, не переставая ни на секунду теребить пизду Лизель, распахнутую до самой глубины, и выкручивать ее соски. Лизель потеряла дар речи, и только беспомощно наблюдала за происходящим. Рука фотографа, щекочущая ее срамное место, вдруг завибрировала, задрожала быстрей - и Лизель вдруг ощутила, как в ней растет НЕЧТО, набухает, впивается сладкими иголками в каждую ее клеточку - и сейчас, сейчас хлынет невыносимой, ослепительной лавиной, и Лизель умрет, расточится в этой радужной муке - только скорее, скорее!..

- Э нет, кончать мы пока не будем, - и фотограф убрал руки с Лизель как раз в тот момен, когда лавина была готова перелиться через запретную грань.

Лизель, изнывая от возбуждения, корчилась на кушетке, выпятив пизду и раздвинув ноги. Ей было невыносимо думать, в каком она виде; но еще страшнее было не утолить эту

Рейтинг: (+242 | -135)