победными завываниями мы направились к крестьянскому дому, который, впрочем, мало отличался и запахом, и внешним видом от хлева. В этом действительно не было ничего особенного, потому что все ходили здесь в грязных сапогах, и всюду была грязь. Каждый чувствовал себя чертовски хорошо, так как эта изначальная крестьянская грязь была невероятно родной. Здесь же каждый мог смело проявить свою мелкую неряшливость. Мы немного постояли кружком в странной большой кухне, ожидая ящика пива или бутылки шнапса.
Когда молодой хозяин, наконец, с ними появился, снова раздался вой и бутылка шнапса пошла по кругу. Откупорены первые бутылки пива, раскурены сигареты и рассказываются первые непристойные анекдоты. Каждый ищет место, кто отрыгнуть, кто пытается его перещеголять, а некоторые неслышно бздели из-под своих дождевиков, которые в этом пропитанном в навозной жиже, продымлённым воздухе кухни, конечно, не снимались. Весь сценарий был в высшей степени развязанным, и я не много знал о том, как там себя вести. С одной стороны, я больше всего хотел сбежать, с другой стороны, это нужно сделать так, как будто я только всецело занят поиском прохлады. К тому же в моих измазанных навозом пожарных штанах что-то чесалось, к чему бы на работе я для массажа прижал свой сапог. Но это опрометчиво - в деревне станут осуждать гомосексуальную дрянь - я теперь не хочу рисковать. Ещё одно пиво, ещё один глоток из быстро пустеющей бутылки шнапса - в лучшем случае нести довольно засаленную чушь, и, кроме этого, я и не знаю, что делать. Настроение становилось всё паршивее, и командир выдал распоряжение: кто первым пойдёт ссать, выебет спасённую тёлку. Ну да, не плохо, и я заметил, что приказ не вызвал большого возмущения. Наоборот: некоторые двигали своими задницами, показывая, как они ебут тёлку, и цокали языками. Я ещё не чувствовал большого желания отлить и ещё хорошо мог сдерживать свой жёлтый бульон. А кто родился в январе, выпей, выпей, выпей! - о-йе, это заводила, и они всё снова шутили, и так великолепно пьянствовали. Все развязано, во всё горло орали. Мы теперь сидим за столом на скамейках - два или три пожарника уже собрались уходить - молодой хозяин расцветает всё больше, даже поёт с нами и пьёт, как заправский пьяница. Он поставил пиво и по настоящему высосал его, потом глубоко отрыгнул, чихнул и открыл следующую бутылку. Временами наши взгляды пересекались - он сидел как раз напротив - а я всё думал, как следует расценивать его рукопожатие в навозной яме. После спасательной операции он, также как и все не мылся, и засохший навоз придавал его волосатым рукам невероятную силу.
Он снова перехватил мой взгляд, и что это означало? Под столом я уже почувствовал его резиновый сапог между своих ног. Что он хотел? Вообще-то он не выглядел гомиком, скорее наоборот. Может быть, он так быстро меня разоблачил? Я не знал. Он действительно прижал мою мошонку, теперь чуть-чуть подвинулся на скамье вперёд, затем он, видимо, хотел как-то дойти до моего хуя. Ну, хорошо, получи, старая мужицкая свинья! Я тоже подался немного вперёд и теперь со сладострастием ощущал его сапог на ширинке своих штанов. Я засунул одну руку под свой дождевик, расстегнул застёжку, а давление резинового сапога становилось всё сильнее. Я начал стонать, так это было приятно. Но этого никто не слышал, так как пение не прекращалось. Я взял его похотливый сапог в руки и засунул его глубже в ширинку. При этом я обходился с его сапогом, как с огромным резиновым хуем, обхватил его обеими руками и имитировал дикую дрочку. Но теперь мне нужно было отлить, я чувствовал дикое давление на мочевой пузырь. Что делать? Я стащил резиновый сапог хозяина и просто держал его под своим хозяйством. Я пытался занять правильную позицию, но нужно было ещё немного подождать, так как эта стоящий член не давал ни капли мочи. Вдруг, наконец, заклокотало. Не плохо, струю даже не слышно, льёт и льёт. А-а-ах! Полное облегчение! Я снова пододвинул ему полный мочи сапог, и он засиял, тут же его надев, и не моргнул и глазом. Это мой мужик, теперь это ясно. И в самом деле: он сделал мне то же самое, стянул мой сапог и нассал в него. Мы могли следить с облегчением за своими выражениями лиц, которые уже выражали нашу готовность наслаждаться вожделенным бульоном. Он улыбался во всё лицо и кивал мне в знак своего полного